Руслан Меллин: «Когда я увидел нагрузку на врачей в реанимации, у меня появилась идея создать серию рисунков» - видео

Руслан живет в Кемеровской области и работает в Кузбасской клинической больнице имени Беляева всего 2 года, но он уже известен не только как челюстно-лицевой хирург, а с недавнего времени после работы в «красной зоне» еще и как художник.

В интервью корреспонденту ТНВ Руслан рассказал, почему он решил рисовать своих коллег и пациентов, как эмоционально сложно находится в «красной зоне», как связаны перо и скальпель, о непослушных пациентах, о первой в жизни выставке и как ему приходится «врать» своим пациентам ради их психологического равновесия.

«Есть выражение «бал у сатаны», а реанимация, наверное – это «утро после гулянки на бале у сатаны»

- Руслан, глядя на ваши такие «живые» рисунки, сразу возникает вопрос, как связана ваша профессия хирурга с рисованием?

- Никак! (смеется) Моя работа напрямую связана с творчеством, с искусством перо – скальпель. Кисть – это похожий инструмент и я думаю, что творческий процесс он неотъемлем, тем более в хирургии. Как в жизни, я рисую и совершенствую свое воображение, а потом пользуюсь этим во время операции.

- Когда вы начали рисовать?

- Рисовать я начал в раннем детстве и свою дальнейшую жизнь хотел связать с искусством, поступать в Академию искусств. Но, передумал, наверное, потому что художники – бедная профессия. Это такая каста недорогих профессий. Я решил заниматься тем, что будет приносить пользу людям, и от чего я не умру с голоду. Но, как оказалось, это было ошибкой, художник и врач – это примерно одинаково богатые люди.

- Вы делаете эти рисунки, и ведь когда-то они будут частью истории этих сложных времен…

- Изначально все и делалось для истории, для своей личной, для домашнего архива. Чтобы через года достать и посмотреть. А фотографии, на мой взгляд, смотреть не интересно – это просто мертвая история. Для меня, рисунки гораздо больше передают эмоций и это память.

Большинство людей, которых я видел в больнице – я их даже не знал. Мы познакомились, но я понимаю, что в дальнейшем я скорее всего не буду с ними общаться, поэтому каждый рисунок я тезисно подписывал сзади – его историю.

А получилось так, что позже рисунки увидели мои коллеги. Я рисовал все втайне и не хотел о себе говорить. Мне нужно было отвлекаться, потому что работа на само деле тяжелая, а в рисовании я погружаюсь в себя, абстрагируюсь от тех проблем, которые есть, а проблем было много.

«Когда пациенты спрашивают: «Доктор, скажите, пожалуйста, я умру?», а ты на самом деле знаешь, что да они умрут, как все это им преподнести?»

- Когда вы переквалифицировались для работы в «красной зоне» и начали в ней работать?

- В феврале у нас начались конференции, нас ежедневно, усиленно подготавливали для захода в «красную зону». У нас была видеосвязь с Москвой, мы получали рекомендации по ведению больных.

Первый раз в «красную зону» я зашел в качестве консультанта. Позже должен был зайти в июле, но не получилось, т.к. было много работы в отделении челюстно-лицевой хирургии, на моем основном рабочем месте и меня перенесли на 1 сентября. Именно тогда я впервые попал в ковидарий в должности врача приемного отделения. Отвечал за прием больных и их сортировку, кто отправляется в реанимацию, а кто в терапию.

Больше сложности не физического характера, а психоэмоционального. Пациенты все раздраженные, в истерическом состоянии, не могу обобщить, конечно, но всем страшно, все хотят быстрее получить лечение. Это в первом заходе, когда я в приемном отделении работал.

А во втором заходе – это, конечно же смерти, они выбивают землю из под ног. Койка только освобождается и тут же новый пациент. Большое количество больных, были тяжелыми – за всем этим очень сложно было наблюдать. Я своего пациента передавал в реанимацию, и пришлось его сопровождать. Есть выражение «бал у сатаны», а реанимация, наверное – это «утро после гулянки на бале у сатаны». Очень эмоционально сложно видеть, насколько тяжелые люди там лежат. Когда я увидел эту нагрузку на врачей и медперсонал в реанимации, у меня появилась серия задумок, чтобы изобразить именно ситуацию в реанимациях. Потому что о них обычно никто не знает, а они сражаются на самой передовой!

- Вам приходится быть и психологом для своих пациентов? Потому что люди, которые болеют именно коронавирусом рассказывают, что очень тяжело переживать все морально.

- Именно во второй заход 1 сентября, именно в терапию, я, можно сказать, и был в основном психологом, потому что пациенты были тяжелыми. И когда пациенты спрашивают: «Доктор, скажите, пожалуйста, я умру?», а ты на самом деле знаешь, что да они умрут, как все это им преподнести?

Был такой случай. Я скрыл правду, от пациентов на сутки. В палате лежало четыре женщины, а пациенты начинают общаться между собой, дружить и эти женщины пролежали друг с другом 8 дней, успели сблизиться и одна из них была очень тяжелая. Мне пришлось передать ее в реанимацию, в скором времени она умерла. А на вечернем обходе подруги меня спрашивают «Что там с нашей четвертой подружкой?», а я сказал: «Скоро ее к вам обратно приведут», хотя уже знал, что она умерла. Мне пришлось им соврать, чтобы они не расстраивались и не принимали на себя эту «одежду», что они тоже умрут. В итоге все трое выписались из больницы.

- А такие истории часто бывают?

- И не часто, и не редко. Приходится лечить самого пациента, выбирать нужные слова, чтобы он сам направлял все свои усилия на лечение. Потому что много тех пациентов, которые не выполняют рекомендации и впоследствии все заканчивается плачевно. Некоторые не соглашаются лежать на животе 16 часов, а это необходимо, т.к. диафрагма в этом положении максимально расширяется и происходит насыщение кислородом. Например, была женщина с почечной недостаточностью нужно считать свою мочу, принимать мочегонные препараты, а она отказывалась это делать. К сожалению, с такими больными ты не в силах что-либо сделать. Сейчас в каждой бригаде у нас есть психолог, они заряжены позитивом, приходят в больницу и пытаются передать его пациентам. Но, есть такая каста пациентов, которые верят, что «пока я лежу в больнице, и меня кормят – все будет хорошо».

- Вы можете сказать как врач, как пережить коронавирус?

- Слушаться Минздрава и Роспотребнадзора! (смеется)

Накануне к нам в больницу обратились люди и спрашивают: «А, правда, что если в лицо втирать рыбий жир он будет помогать?». У меня друг лежит в больнице в Красноярском крае и говорит: «Лечение не помогает, а может наливать в бутылку спирт и дышать этим, может пары спирта помогут?». Доходит до настолько бредовых историй…

Банально надо начинать с того, что нужно носить маску, и не просто на подбородке, доказывая, что «я же в маске», а на дыхательных путях. И конечно мыть руки с мылом.

- Сейчас, когда вы проработали определенное количество времени в ковидном госпитале, вы можете сказать, что стали воспринимать жизнь как-то иначе?

- На жизнь – нет, на творчество – да! Жизнь это бесценное, я всегда относился к ней одинаково, ничего не поменялось.

Я заряжен творчеством, новыми идеями. Я был в реанимации и видел смерть. Какой-то профессор из Москвы сказал, что нужно людям проводить экскурсии в реанимации. И я понимаю его слова и хотел бы изобразить на холсте. Может быть мои работы помогут людям осознать, насколько серьезная сейчас ситуация.

«Моя первая в жизни выставка состоится и я этому рад!»

- Как вы понимаете, что хотите нарисовать именно этот эпизод, этого пациента и именно этого коллегу?

- Это, наверное, все интуитивно происходит. Я в художественной школе проучился 5 лет, а до этого еще 3 года в Доме творчества. Это идет изнутри, ты просто понимаешь, что тебе это интересно и ты хочешь это изобразить, а не так что я вижу стул и хочу нарисовать на нем пациента. Я хотел изобразить события, а их в больнице очень много, я старался выбирать самых типажных врачей, более интересных пациентов.

Я не думал, что все раскрутится как сейчас. Просто рисовал для личного архива.

- А когда вы выйдете из «красной зоны», будете продолжать рисовать свои воспоминания или переключитесь на картины маслом, пейзажи?

- Пейзажи – это не мое! Я от скуки умираю, от прямых линий… Я больше люблю изображать идеи.

Действительно, после второго захода в ковидарий я больше чем в первый раз проводил в «красной зоне» и времени не хватало – нарисовать все, что я хотел. Появилось много эмоций, тем, которые я хочу раскрыть в массы, показать всю трагедию, которая сейчас происходит.

Сейчас я работаю в обычном режиме и готовлю себе холсты.

- А ваши коллеги, врачи действительно не знали, что вы увлекаетесь живописью?

- Может несколько человек знали, которые подписаны на меня в Instagram, т.к. я публиковал некоторые работы. Я и не хотел, чтобы кто-то знал, по той причине, что начинают вмешиваться, говоря: «А я выгляжу в жизни намного красивее, чем на твоих рисунках». А сейчас, когда об этом узнали, начали просить: «Нарисуй, пожалуйста, меня с большой грудью, красивым носом и не торчащими ушами» - пытаются влиять на меня, а я этого не люблю. А я свободный художник и не рисую на заказ.

- Мы знаем, что скоро будет проходить выставка ваших работ, расскажите об этом.

- У меня должна была быть первая выставка, но из-за пандемии она не состоялась. «Российская газета» связалась с пресс-секретарем нашей Кузбасской клинической больницы имени Беляева и они захотели организовать выставку, преследуя в первую очередь просветительскую работу, чтобы показать людям насколько все страшно и серьезно. И я только рад. Потому что раньше выставки не получалось, т.к. я не имею профессиональных заслуг перед искусством, и большинство музеев мне отказывало. Но, все же моя первая в жизни выставка состоится и я этому рад!

- Как ваши коллеги реагируют на рисунки, особенно находя себя среди персонажей, которых вы изобразили? Им нравится? А тем более сейчас, когда вы стали знаменитым.

- Они рады и не знали, что у них есть в штате художник.

Была история, когда с Москвы профессор Алексей Юрьевич Медведев увидев репортаж обо мне, позвонил заведующему, нашей больницы и говорит: «Я рад, что в моем альма-матер, где я начинал свою карьеру, есть такие врачи, о которых я слышу в Москве». А он когда-то начинал свою карьеру именно в Кузбасской клинической больнице имени Беляева и добился высот и сейчас занимает высокую должность в Москве.

- Вы очень разносторонний человек, мы видели у вас в Instagram, что вы еще и в хоккей играете! Сейчас у вас есть на это время?

- Сейчас тяжело, нагрузка большая и на работе, также я пишу кандидатскую. Но, один раз в неделю играю точно! Иногда бывает, что и 3-4 раза в неделю посещаю. У меня сын занимается хоккеем там же где и я.

фото: Руслан Меллин